Они просидели на террасе почти до начала одиннадцатого. Колосов слушал их рассказ, почти не перебивая. Изредка только задавал вопросы, и все они поначалу касались в основном застолья в доме вдовы художника. Что подавали за столом? Чайники были с травяными и фруктовыми чаями? Целых семь штук? Странно, вроде как-то не по-русски, а? Вон у нас – самовар и заварной чайник. А семь чайников! И кто же из вас какой чай пил? Что наливали Сорокиной?

– Этого я не видела. Но может, и видела, да уже не вспомню, – призналась вслед за Катей Нина. – Мы про все забыли, как только с Лерой начало происходить это. А потом, потом там вообще поднялась суета из-за ее припадка.

Колосов достал из кармана блокнот. Снова задавал вопросы, записывал. Теперь его интересовало, кто присутствовал у Чебукиани в тот вечер. «Черт возьми, и все приличные люди!» Это открытие расстроило его чрезвычайно. Складывалось впечатление, что больше бы его устроило, если бы у вдовы художника собрались люди «неприличные» – бомжи, доходяги. С такими можно не церемониться. Взял за шкирку, выдернул в отдел на допрос. А тут такая компания… Услыхав от Кати фамилию Смирнова, Колосов удивленно и раздраженно хмыкнул:

– А этот гусь тусовочный что делал у вашей Александры Модестовны?

– Они со Смирновым, по-моему, старые знакомые, – пояснила Нина. – Кстати, Кать, я тебя спросить хотела – ты не читала статью про него в «Культурном обозрении» в последнем номере? Смирнов вроде бы к началу сезона готовит «Бурю», а сам намерен сыграть Просперо.

– Кого-кого? – Никита прищурился.

– Волшебник такой, великий маг у Шекспира. – Нина покачала головой. – Как раз по возрасту ему сейчас седовласые маги. А то уж очень он разошелся. Ну, естественно, мальчишек каких-нибудь голышей снова на сцену выпустит в роли стихийных духов. Он корреспонденту говорил, что, мол, всегда голову ломает над тем, чем будет публику удивлять. Так просто Шекспир, дескать, скучен стал, несовременен. Следовало бы его приблизить к оригиналу, выстроив спектакль в духе эпохи Возрождения.

– И что это значит? – спросил Колосов.

– А это значит, что все роли в пьесе сыграют мужчины – да и женские тоже, как это было во времена Шекспира, – ответила Катя. – Только этим публику уже не удивишь. Марк Захаров вон показал, как Чичикова на колесе распинают, и то уже проглотили это и забыли. Не читала я этой статьи, Нина. Да про Смирнова сейчас много чего пишут. Прилепили ему репутацию скандалиста… Зря это. Он сложный человек, как и любой талант. И что-то невеселый, как мне показалось.

– Павлин он самодовольный. – Нина поморщилась. – Я там за столом все на него смотрела, впрочем, как и ты, радость моя. Он значительно лучше сейчас стал, чем даже в молодости был. Есть такие мужчины, которые к пятидесяти выглядят интереснее, чем в двадцать пять. Смирнов же слишком долго был травести. По виду Колосова Катя поняла, что «театральный экскурс» Нины его начал утомлять.

– Муж мой про него так говорит, – не унималась Нина. – Смирнов кого играл в молодости? Безусых мальчиков и все в основном в фильмах про гражданскую войну и в пьесах Розова. Комсомол, борьба хорошего с еще лучшим. Он слишком моложаво выглядел. Вот и работал под юнца. А травести для мужчины – амплуа коварное. – Нина усмехнулась. – Сейчас он словно бы все наверстывает, словно взрослеет: поздний брак, ребенок в шестьдесят лет, по сути, первенец. Сколько я с ним интервью по телевизору видела, везде он молоденьким корреспонденткам повторяет, что «он мужик», «мы еще детей рожаем», «мы еще можем», «есть еще порох у нас в пороховницах». Его словно бы беспокоит это, словно он всем пытается доказать, что… А ты роли его последние вспомни – одна другой скандальнее.

– Смирнов и прежде наверняка был женат. Что же, в том браке детей у него не было? – спросила Катя.

– Был женат на известной актрисе. Сказать фамилию? – Нина снова усмехнулась. – У таких детей не бывает принципиально. Как мой Борька говаривал, быт актеру клинически противопоказан. Потому что актер – это и не человек вовсе, а музыкальный инструмент. Флейта-пикколо, одним словом.

– Ваш муж, Нина, кто же по профессии будет? – спросил Колосов.

– Театральный режиссер. Неудачник. Его фамилия вам ничего не скажет.

– Так, значит, Смирнов пил неумеренно в тот вечер, говорите? – Колосов, уловив в ее голосе трещинку, сразу же сменил тему. И разговор снова вошел в деловое русло. Катя терпеливо и подробно отвечала на вопросы, а сама размышляла над словами приятельницы: «Травести – скажет же Нинка такое! Травести в старом ТЮЗе в пьесах дедушки Михалкова про счастливое пионерское детство играли. А сейчас у всех этих „пионеров“ уже внуки небось. А Смирнов…» Ей вспомнилось его лицо: угрюмая меланхолия и печаль в глазах. И рот, улыбающийся самой обаятельной, заученной еще, наверное, в театральном училище профессиональной улыбкой. О чем он думал в тот вечер? Он, казалось, был очень далеко и совсем не обращал внимания на то, что происходило за столом. Или все-таки обращал? А тем временем, если брать за основу версию, что произошло убийство, то Валерия Сорокина могла в чашке чая – Колосов вон утверждает, что этот чертов гранозан в жидкости великолепно растворим, – получить от кого-то порцию отравы. И если это было так, то… Тут Катя похолодела. А что, если Лера хлебнула не из своей, а из чьей-то другой чашки? И тот яд предназначался совсем не этой несчастной дурочке, а кому-то другому?

Но тут она оборвала себя: как всегда, мысль у тебя, дорогуша, опережает факты. И фантазия неуемная. Ведь точно-то все равно пока не установлено, что Лера была отравлена намеренно, а не сама покончила с собой, выпив этот проклятый…

– Никит, а гранозан – это пестицид? – спросила Катя.

– Не совсем. Это сельскохозяйственный ядохимикат.

– И что, его свободно можно купить?

– Можно достать, скажем так.

– А вы как-то намерены искать сам яд, ну, предприятие, где его производят, реализаторов, ту емкость, где он хранился, наконец, бутылку, пузырек?

– Предприятие, производящее ядохимикат, установить будет нетрудно по химическому составу вещества. С предприятиями-реализаторами сложнее, их наверняка не одна сотня по России наберется. А насчет остального – бутылочки… Хочешь спросить, будем ли мы завтра обыск проводить у Сорокина? Нет, не будем.