– Почему? То есть… я хотела спросить, почему именно у Сорокина обыск?

– Если девицу отравили намеренно, у убийцы было достаточно времени, чтобы избавиться от такой важной улики, как пузырь с ядом. Но я сейчас даже не поэтому подожду соваться с обысками к кому-либо из вашей теплой компании май-горских дачников. Мне сейчас важнее знать другое.

– Что?

Колосов молча смотрел в темное окно. На яркую, только недавно показавшуюся над Май-горой луну – ну чистый романтик!

– Нина, как старожил здешних мест, кого из своих соседей, тех, кто были с вами у Чебукиани, вы знаете лучше всего? – спросил он после паузы.

– Ну, я уже говорила: Александру Модестовну, Костю, Леру знала, но… С Сашкой Кузнецовым тоже прежде встречались.

– Кузнецов, а-а. – Колосов вспомнил парня с подбритым затылком, утихомиривавшего Сорокина в опорном пункте. – Он вроде родственник будет этой вашей вдове художника?

– Племянник. Когда еще его мать была жива, они часто летом приезжали к дяде Георгию. Такой мальчишка был озорной – ужас. Форменный хулиган, никому проходу не давал – тут же в драку кидался. Потом с возрастом поутих, поумнел. – Нина улыбнулась, словно что-то припоминая.

А Катя отметила про себя, что Нина не особенно общалась там за столом с этим парнем, оказавшимся, как выяснилось, тоже знакомым ее детства.

– А он вообще чем занимается? – спросил Колосов.

– Сначала он вроде в гору пошел, как мне рассказывали, – фирма у него была какая-то рекламная. Потом погорел. Торговал понемножку – поставки из Испании вина, кожгалантереи, ну и… Кризис, в общем. – Нина наморщила лоб. – Бог знает, сколько мы не виделись. Там у Александры я его поначалу даже и не узнала. А сейчас его Смирнов к себе взял, в театр.

– Кем же? – удивилась Катя.

– Менеджером по снабжению – что-то в этом роде, так мне Сашка сказал. Он пробивной, луну, если захочет, с неба достанет. В нем жилка коммерческая ключом бьет. Но что-то ему не везет в последнее время. Хотя кому везет-то? Александра Модестовна наверняка его по знакомству к Смирнову пристроила – трудные времена пересидеть. Все лучше, чем на винном складе менеджером работать – тут все же богема какая-никакая. – Тут Нина состроила презрительную гримаску. – Платят там, конечно, негусто. Но ничего, Сашка никогда не жалуется, не привык. Он сам мне так сказал.

Катя с великим трудом припомнила этого Кузнецова: типичный купи-продай. Шкаф шкафом, да еще этот подбритый затылок. Только золотой печатки на пальце и не хватает – был бы натуральный Черкизовский рынок. Странно, что у этой вдовы художника, в прошлом балерины – не бог знает какой известной, но все же, – и такой плебейский родственник. Впрочем, это поначалу только кажется, подумала Катя, что все эти «люди искусства» живут какой-то «особенной», отличной от простых смертных жизнью. Копнешь поглубже каждого из них, и оказывается, что и жизнь у них как жизнь, и родственники как родственники.

– За столом присутствовали еще двое, насколько я понял. – Колосов сверился с блокнотом. – Мужчина по имени Владимир…

– Ничего про него сказать не могу. – Нина покачала головой. – Впервые в жизни его увидела. Кто он Александре – знакомый ли, близкий ли, дальний ли… – Она посмотрела на Катю. – Красавец расписной, глаз не отвести. На даче у Чебукиани он не живет – это точно. Когда мы уходили, Кать, он шел следом за нами почти до конца улицы. Значит, он не гостит у Александры, а либо дачник здешний, либо у кого-то снимает.

– Ладно, справки наведем. – Колосов черкнул в блокноте. – Но у соседки вашей гостит какая-то подруга.

– Юлия Павловна, она представилась. И тоже ничего про нее сказать не могу. Я ее прежде никогда не видела.

– Там еще ребенок должен быть на даче. – Катя рассказала Колосову «про мальчика в кустах». – Запуганный какой-то. Необычный.

– Чем необычный? – Колосов снова записал что-то в блокноте.

– Альбинос вроде. Белесый как лунь. Но со взрослыми его за столом не было. Спал, наверное, уже.

– Ясно. – Колосов потер рукой лицо. Выглядел он усталым. – Вот, девочки, какие дела-то у нас. Отравление. Чисто женский прием расправы с жертвой, вам не кажется, а?

Катя встала, начала убирать со стола посуду. Никита вышел на крыльцо курить. Ясно, в голове начальника отдела убийств Гениального Сыщика уже наверняка бродит целый выводок «рабочих версий по делу». Как же без этого! Начальство требует активизации розыскной работы. А в заведенном по этому факту оперативно-розыскном деле и пунктик соответствующий имеется.

Катя потянулась за подносом. Первая, напрашивающаяся сама собой версия проста. Никита о ней уже обмолвился, когда упомянул про обыск у Сорокина. Кому, по самой примитивной логике, выгодна смерть Сорокиной в первую очередь? Самое простейшее предположение – ее брату Константину, не скупящемуся на родственные затрещины.

Каждый несет свой крест – Нина это не раз повторяла. Но крест в какую-то минуту жизни становится просто непосильным, и его так и тянет сбросить с плеч. А поэтому…

Заботы о сумасшедшей сестре могли в конце концов встать брату поперек горла. И он вполне мог решиться на… Правда, у этой версии, при всей ее простоте и заманчивости, имеется одно слабое место. Сорокин мог убить свою сестру и раньше. Что ему мешало сделать это неделю, месяц, год назад, наконец? Правда, на это можно возразить, что обстоятельства его жизни как-то вдруг могли измениться, а это, в свою очередь, привело и к перемене его взаимоотношений с сестрой, но…

Катя смотрела на Колосова: нет, уж ты, конечно, не будешь слушать мои версии. Зачем тебе? Они и так давно уже запечатлены в твоем заветном блокноте. Но у нас в запасе и вторая версия: Сорокина покончила жизнь самоубийством. О, тут сразу возникает масса неясностей. Где сумасшедшая могла самостоятельно достать ядохимикат гранозан? Купила в магазине «Ваш сад-огород»? Интересно, а умственные ее способности позволяли совершать подобные покупки? Ведь сначала надо было все разузнать о действии яда, является ли эта дрянь смертельной, в какой дозе ее принять, чтоб уж наверняка… Такая морока и здоровому-то человеку не под силу. Проще уксусу хлебнуть неразбавленного или из окна сигануть. Или же найти подходящий крюк в потолке, или сук на осине и… Катя чуть не выронила блюдце. ОСИНА… Ей вспомнилось это дерево и обрезок веревки на нем в старом парке «Водник» у ржавой карусели…