Катя впоследствии частенько вспоминала эту свою последнюю беседу с «май-горской ведьмой». Началось все как-то даже буднично для такого странного допроса. Колосов просто зашел за ней и…

– Ну, готова? Идем? Побудем теперь часок в роли настоящих инквизиторов.

Катя по дороге – всего-то и надо было дойти до соседней калитки – успела задать лишь два вопроса: отчего это на допросе «ведьмы» не будет присутствовать следователь? И какие результаты дала беседа со Смирновым? Колосов буркнул, что Караулова в отделе ждет для разбирательства вновь задержанный Ищенков и что, мол, «нечего к этой чертовке заявляться целым табором». А насчет режиссера вообще отделался каким-то двусмысленным хмыканьем. И Катя так никогда и не узнала, чего стоило Колосову уломать Юрку Караулову не присутствовать на этой встрече с Хованской. По замыслу начальника отдела убийств, беседа должна была коснуться таких вопросов, в постановке которых он больше рассчитывал на помощь Кати, чем на прокурорского следователя. «Ты пойми, садовая твоя голова, если дело сладится, ты еще сто раз ее допросишь, – внушал он Караулову. – А сейчас, уж извини, брат, но там ты мне будешь только мешать».

На дачной дороге пахло нагретой пылью и полынью. И в ушах звенело от громкого стрекота цикад. Они вновь стояли перед знакомым глухим забором, утонувшим в дышащих зноем зарослях.

Открыла им на их настойчивый стук сама Хованская. Несмотря на одуряющую жару, на ней было то самое темное платье в сентиментальный горошек, в котором Катя увидела ее в первый раз. Катю поразила и безукоризненная прическа Юлии Павловны. Складывалось впечатление, что все время после обыска и отъезда милиции Хованская посвятила укладке феном своего короткого каре.

– Мы должны задать вам несколько вопросов, Юлия Павловна, – заявил Колосов. – Здесь предпочитаете разговаривать или в отдел поедем?

– Конечно, лучше никуда не ездить. Возраст не располагает к путешествиям в такое пекло. Прошу вас, – Хованская указала на скамейку под липами. – Здравствуйте, Катя. Ужасно длинный день сегодня, правда? Как вы осунулись… От волнений, от излишней впечатлительности. А я вас предупреждала – не нужно так близко к сердцу принимать чужие проблемы. Что же, вы теперь в этом деле тоже заинтересованная сторона? Будете статью для газеты писать?

Катя пожала плечами. Она решила пока помалкивать. Никита должен сам начать этот разговор. Именно с тех вопросов, которые необходимы.

– Совершено три умышленных убийства с отягчающими обстоятельствами, – оборвал Хованскую Колосов. – В останках двух жертв – Сорокиной и вашей близкой подруги – обнаружен сильнодействующий яд. Подробности умерщвления еще одной жертвы – человека по фамилии Тарантинов, того самого, что косил траву на вашем участке, – настолько необычны и странны, что следствие склоняется к версии ритуального убийства. Проверка же некоторых фактов, касающихся вашей деятельности за последние семь лет, дает нам основание подозревать, что вы, Юлия Павловна, имеете отношение ко всем этим событиям. – Колосов достал из кармана брошюрку Школы холистической психологии и положил ее на стол перед Хованской. По столу среди сухих упавших листочков ползали рыжие муравьи.

– Я имею отношение ко всем этим событиям? – Хованская лишь мельком глянула на глянцевую обложку. – Договаривайте, молодой человек. Вы что же, пришли обвинить меня в убийствах? Я правильно вас поняла?

– Во время сегодняшнего обыска на даче, которой, как мы выяснили, вы владели на паях с Чебукиани, нами был обнаружен яд, который был использован для убийства Сорокиной и вашей компаньонки Александры Модестовны.

– И вы обвиняете меня в том, что это я их отравила?

– Судебно-медицинская экспертиза трупа гражданина Тарантинова выявила в его крови наличие алкоголя и средства клофелин, при помощи которого он был приведен перед смертью в бессознательное и беспомощное состояние, что в значительной степени облегчило убийце расправу с ним, – игнорируя ее восклицание, продолжил Колосов.

– И это тоже сделала я?

Колосов посмотрел на Хованскую:

– А разве это не может быть правдой? – спросил он. – Разве высококвалифицированной, весьма известной в избранных столичных кругах настоящей ведьме Юлии Павловне Хованской все это так уж не по плечу?

– Да вы меня за сущую злодейку почитаете! – Хованская усмехнулась. – Это даже лестно. Вот не думала, что такие симпатичные молодые люди приписывают мне столь инфернальные вещи. Но я не поняла, простите, что же это – официальная версия следствия или, простите, пока одни ваши домыслы?

– Мои домыслы, – веско заметил Колосов, – на практике редко расходятся в конечном итоге с официальными версиями.

– А, ну конечно. Отдел по раскрытию убийств. Я слыхала, вы что-то Саше об этом говорили в тот раз… – Хованская поудобнее уселась на скамейке. – Но знаете ли, молодой человек, я по вашим глазам вижу, насколько вы убеждены в необходимости и важности этого нашего разговора. Должна вас разочаровать. Если дело пойдет так и дальше, у нас просто ничего не выйдет. Вы, извините меня великодушно, с самого начала взяли со мной неверный тон.

– Да неужели? – наивно удивился Колосов.

– И с точки зрения доказательственной базы, и с точки зрения здравого смысла все ваши предположения на мой счет построены на песке. И вы это сами распрекрасно знаете, вы же умный молодой человек. И весьма самонадеянный. А так нельзя в вашей работе, – Хованская мило улыбнулась. – Я вам отвечу: ни к одному из убийств я лично не имею ни малейшего отношения. Я никого не убивала. Я потрясена смертью своей близкой подруги. О чем же дальше нам с вами говорить?

– Вы не особенно потрясены.

– Это по мне видно?

– Да, видно. Бросается в глаза.

– А может, я просто умею отлично собой владеть? И не привыкла выставлять свои чувства напоказ перед посторонними?

Катя чувствовала: маховик допроса, запущенный Никитой, крутится вхолостую. Для оголтелой атаки на фигуранта у них, что бы они там себе ни внушали, не хватает доказательств. Ибо все улики этого дела, к несчастью, весьма двусмысленны и во многом легко опровержимы.